В цепях любви и работы

Александр К.

Часть третья

Крым.

Нас никто не провожал. Утренний поезд отправился в путь. Мы не стали раскладывать свернутые матрасы, еще успеется. Я выложил на маленький столик билеты – проводница скоро должна перепроверить их и забрать на все время поездки. Вдохнул запах горящего угля, которым топили вагонный котел с чаем. За окошком бежали пригороды Нижнего. Сортировка, Кондукторская… Потом потянулась шеренга высоких коричнево-красных сосен, раскинувших на просторе свои ветви. Где-то за ними в десяти минутах ходьбы раньше у нас была дача. Проезжая на поезде, я все время ловлю взглядом небольшую платформу под названием Орловка, ныне переименованную в 429-й километр. Вспоминаю детство - частые поездки сюда на электричке с папой, мамой и бабушкой.

Через несколько километров после поселка Доскино начинается промзона Дзержинска – длинная череда мрачных химических заводов, выстроившихся вдоль железнодорожной линии. Мелькают остановочные платформы – на них с электричек сходят по утрам рабочие, добирающиеся сюда из жилых кварталов Дзержинска и Нижнего. Потом короткая остановка в самом Дзержинске, где обычно в вагон досаживаются последние несколько пассажиров.

После начинаются леса. Обычно к этому времени уже устаешь смотреть на пейзажи, отрываешься от окна и, если поезд вечерний, начинаешь готовиться ко сну. Если же дело происходит днем, остается читать, если не забыл взять книжку или журнал.

Татьяна часто выходила курить в тамбур. Я составлял ей компанию – можно сказать, охранял ее. На остановках мы выходили – интересовались ценами на ледяное пиво и мороженое, которое продавали бабушки, пробегающие мимо вагонов. По нормальной цене купить что-нибудь у привокзальных торговок невозможно – цены задраны втридорога. Мы купили по бутылочке пива и горячую картошку, посыпанную укропом и положенную в полиэтиленовый пакетик.

За окошком обычно тянется полоса леса. Изредка попадается выбеленная будочка неизвестного назначения, еще реже – огороды, засаженные картошкой. Возле них – дома железнодорожников, причем не деревенские избы, а прямоугольные однотипные строения на манер бараков. В прогалах леса виднеются поля.

Дальше к югу лес почти исчезает. Начинаются открытые пространства. Издалека невозможно понять – то ли это поля, то ли степи. Вдали виднеются белые холмы, как будто сложенные из мела. Крыши у деревенских изб становятся четырехскатными – не так, как у нас на севере. Но это пока еще Россия. Ночью в Казачьей Лопани будет долгая стоянка, по поезду пройдут пограничники. После этого уже начинается другая страна – Украина.

Украину проехали довольно быстро. На остановках здесь продают не только пиво, но и фрукты, причем цены на яблоки, сливы и абрикосы вполне божеские. Но фрукты пассажиры обычно покупают на обратном пути, при возвращении с крымского отдыха.

На остановке в Запорожье запомнился парень на костылях, просивший милостыню у пассажиров поезда. Одна нога у него была полусогнута, ей он старался не касаться земли. Штанина была закатана, и взгляд на голую голень вызывал оторопь – я и не думал, что могут быть такие язвы. Глубокая впадина с розовато-красной поверхностью – наверное, туда можно было бы впихнуть кулак. Меня передернуло, я отвел взгляд. Я бы оказал ему вспомоществование, но поезд уже отходил.

Потом были берега какого-то большого водоема, наверное, Каховского водохранилища на Днепре. Поезд шел вдоль узкой полоски каменистого берега. Изредка люди купались, чаще просто стояли с удочками. Кружились чайки.

Потом еще не так долго – и в плоской степи появляются обширные пространства, залитые водой. Они не похожи на море, волн нет, глубина явно небольшая. Ни купающихся, ни рыбаков не видно. Кое-где эти полуболота разделены на квадраты, которые почти высохли. На берегах проступает соль. Это Сиваш, мелководное Гнилое море, которое в конце двадцатого года вброд переходили красноармейцы, штурмующие последние укрепления белой гвардии в Европейской России.

Поезд идет мимо, полуболота остаются позади, вокруг опять равнина, уже крымская. В скором времени остановка на станции Джанкой, а от нее уже недалеко до конечного пункта – Симферополя.

Когда сходишь с поезда в Симферополе, сразу ощущаешь - в воздухе витает аромат каких-то незнакомых хвойных растений. Здание вокзала – красивое, с высокими колоннами. Вокруг множество людей, ряды киосков с чебуреками, пирожками и прочей снедью. Но ты торопишься и почти не смотришь на все это. Времени нет, уже вторая половина дня, нужно успеть добраться до Южного берега.

Рубли на гривны менять лучше в Симферополе – это я знал точно. На Южном берегу украинская валюта дороже. Поэтому мы быстро обменяли часть денег в киоске и пошли на остановку транспорта. Дешевле всего ехать до Ялты или Алушты на троллейбусе. Нигде больше междугородних троллейбусов видеть мне не приходилось.

Первым нам попался не троллейбус, а автобус до Ялты. Мы взгромоздились с нашим багажом на сиденья, и автобус резво помчал нас по улицам Симферополя. Вскоре начались пригородные поселки. Дорога плавно поднимается все выше и выше. Начинаются горы, покрытые лесом. Глядя в верхнюю часть окошек автобуса, можно увидеть вершины, с одной стороны голые, а с другой – заросшие деревьями и кустарником. Потом дорога идет вниз. От трассы ответвляются «улавливающие карманы» - на эти засыпанные каменными обломками дорожки, сразу же резко забирающие вверх по склону, нужно сворачивать, если вдруг откажут тормоза.

Перед Алуштой можно первый раз полюбоваться на отдаленное море, предвкушая, как нырнешь в его соленые воды. После остановки в Алуште дорога идет параллельно побережью, но очень высоко над морем. Горы вокруг поросли соснами. Время от времени от основной трассы отделяются узкие дорожки, ведущие вниз, к поселкам и домам отдыха на самом побережье. У поворота на «Утес» автобус притормозил, и мы сошли.

Я знал, что до санатория «Утес» было примерно пять километров крутого и извилистого спуска. Сразу за поворотом открылся потрясающий вид. С правой стороны дороги покрытая зеленью гора довольно плавно уходила вниз. Огромное пространство моря распахивалось перед глазами. Горизонта не было – даль была растворена в дымке. Небо постепенно затягивалось облаками. На склоне горы тут и там торчали сероватые скалы, как будто прорывая накинутый на них зеленый ковер. Ниже виднелось странной формы белое строение – оно напоминало какой-то исследовательский центр. Еще правее за плавным скатом возвышенности высился легко узнаваемый силуэт Медведь-горы. До него было очень далеко.

Володя, с который приезжал сюда еще до меня, говорил, что пейзаж здесь напоминает декорации к фильму ужасов. Я бы выразился по-другому – место, где разбиваются сердца.

Пожалуй, я посвящу несколько страниц своей прежней поездке сюда. В девяносто седьмом у меня были долгий роман с одной девушкой. Но, как видно, ее не устраивало мое непостоянство. Двойная жизнь, которую я тогда себе позволял, дала ей повод затаить недовольство. Мы тем летом собирались ехать на юг втроем, третьей должна была зачем-то быть ее подруга-милиционерша по имени Лена. Далеко не красавица, скажу сразу. Но у моей девушки возникла какая-то заминка. А отпуск был уже взят. И она предложила нам поехать вдвоем, пообещав присоединиться к нам дня через три.

Я звонил ей с телефона «Панасоник», приделанного к столбу под фонарем, возле которого роилось облако ночных насекомых. Рядом стоял столик телефонистки, и звонок, кстати, стоил приличные деньги – чуть ли не как день проживания, если мне не изменяет память. И вот я услышал, что семейные обстоятельства сложились так, что она не приедет.

Мне кажется, что именно в эти дни у нее все определилось с коллегой, который работал с ней в одной комнате. И они уехали отдыхать в Тунис. Хотя, впрочем, это только мои подозрения.

Мы же продолжали отдыхать с ее подругой как брат и сестра. Жили в массивном каменном доме у необъятной толщины хозяина. Который нас строго спросил, передавая ключи при вселении:

-Я надеюсь, не будет никаких изнасилований?

Как видно, он по каким-то признакам определил наметанным глазом, что близких отношений между нами нет.

-Я что, самоубийца – насиловать работника милиции при исполнении? – бодро ответил я ему, проходя в коридор, - вот когда приедет моя девушка из Нижнего, тогда и будет все, как положено.

«Несмотря на скромность обстановки, здесь хорошо хотя бы тем, что прохладно», - отметил я про себя, чуть освоившись в новом помещении. Действительно, квартира имела очень толстые стены, защищавшие от уличной жары. Еще в подъезде тебя встречала приятная прохлада. В нашем распоряжении были несколько кружек и тарелок старого образца в кухне, а также прохладный душ. В комнате стояла пара кроватей и единственная книжка на полке, посвященная географии Крымского края.

Это был единственный большой дом на весь присанаторный поселок. Кроме квартир в нем сбоку было полуподвальное помещение, в котором, судя по вывеске, когда-то находилась почта. Но в период бурного роста частной торговли там открылся небольшой магазинчик, в котором за три года до этого я как-то раз увидел и купил необычную турецкую жевательную резинку – черного цвета. Если я ничего не путаю, она была не фруктовая и не мятная, а «лакричная».

Вокруг же был целый небольшой городок из частных домиков, окруженных сарайчиками, которые сдавались отдыхающим. Узкие дорожки с лестницами спускались по горе к морю. По бокам же еще в стародавние времена прежними хозяевами этих мест были разбиты обширные парки.

Их здесь два. Володя часто припоминал красоты здешних мест: «Лежишь, греешь пузо на пляже, и слева от тебя усадьба князей Голицыных, а справа – усадьба князей Гагариных!» И это чистая правда. Возле скалы мыса Плака, которая, собственно, и является Утесом, выглядывает из зелени замок княгини Гагариной. Он выстроен из красного кирпича в средневековом стиле. Сейчас в нем помещается санаторий с весьма дорогими ценами. А примерно в километре по направлению к Медведь-горе находится усадьба Раевских, выстроенная в восточном стиле. Их дворец поменьше, от моря он не виден, полностью спрятан за листвой деревьев. И обе этих усадьбы окружены прекрасными парками. Парк Раевских, на мой взгляд, несколько побогаче в смысле растительности. Больше всего мне запомнилась роща итальянских пиний, расточающая одуряющий аромат хвои в жарком воздухе. И болотный кипарис, пришелец из влажных американских лесов. Его ветви стелются по мощеным дорожкам возле одного из корпусов как платье средневековой дамы.

Парк заканчивается обрывом высотой метров в десять. Причем не скальным, а глинистым. К морю здесь подходит пласт относительно мягкой земли, на которой и растут все эти прекрасные деревья. Внизу же проходит набережная с пляжами.

Как- то раз я с огромным удивлением увидел на пляже знакомое лицо. Это был мой одноклассник из Нижнего, ныне успешный бизнесмен, торговец автомобилями. Он с женой и дочкой остановился в пансионате «Горный орел», который еле виднелся высоко над побережьем. К морю их возил автобус.

Днем позже в магазинчике возле санаторного корпуса, куда мы пришли закупить какой-то еды, я услышал английскую речь. Нимало не смутясь, я подошел познакомиться к щуплому лысоватому мужчине лет тридцати в очках и предложил угоститься пивом. Он оказался англичанином. Приехав преподавать английский в Киев, он сошелся там с девушкой-украинкой и поехал с ней отдыхать в это глухое местечко, где речь звучит только русская и, значительно реже, украинская. Тут между ними что-то произошло, и в данное время он остался один. И почти без денег. «Stupid girl!» - ругался он в адрес своей украинской пассии.

Вечером мы вчетвером – я, одноклассник, Лена и англичанин пили красное виноградное вино, сидя на бетонной набережной у моря. Англичанин жаловался нам на тяжелую жизнь и на тупую украинскую девушку. В конце концов он попросил нас ссудить его деньгами. Я сразу отказал – мои финансы были весьма ограничены. Мой однокласник слегка замялся. Он спросил меня полушепотом по-русски:

-Может дать ему денег, как считаешь?

-Дело твое, конечно, но я считаю – не нужно. Он вряд ли отдаст.

Мы выпили бутылки три крепкого виноградного вина. Лену наверх к дому я буквально тащил на руках. Когда мы вошли в комнату, она упала на свою постель и тут же отрубилась. Я посмотрел на нее, мой взгляд скользнул к задравшейся кофточке, к пуговице на джинсах. Даже рука дрогнула, потянувшись к этой пуговице. Но я не воспользовался ее беспомощным состоянием. Спокойно разделся и лег спать на свое ложе.

Как я уже сказал, Лена мне не особо нравилась, точнее говоря, не нравилась вообще. Но я решил, что как представитель мужского пола я все же должен сделать попытку наладить соответствующие отношения. Чтоб не думалось ничего. И в какой-то из тех дней, когда мы сидели на каменных плитах лестницы под старыми хвойными деревьями, я заставил себя подойти, наклониться и попытаться ее поцеловать. «Ты что, не надо, я не хочу!» - было мне ответом. Настаивать я не стал. Честно говоря, мне было обидно. Возникла даже мысль – оставить ее здесь, забрать вещи и уехать в какой-нибудь другой поселок. Но через несколько минут я успокоился. Стоит ли расстраиваться из-за страшненькой ментовки, тем более отдыхать остается дня три, не больше. Вот вернусь домой, там меня встретит ее подруга… Хотя интуиция подсказывала мне, что с этой подругой, то-есть с моей девушкой, далеко не все в порядке.

Вообще, почти каждое место там напоминало о чем-нибудь. Не так далеко – склон, заросший мощными соснами. Похоже, теми же итальянскими пиниями. Наверное, на одну из таких сосен наматывалась борода Карабаса-Барабаса, когда он кругами бегал за Буратино в одной из моих любимых детских сказок. Это была уже самая окраина парка. Здесь в девяносто первом мы с Володей по вечерам поднимались по каменистой тропинке на танцплощадку санатория Карасан. Светили фонариком – без фонаря там тяжело, вечернего освещения нет, а южные ночи очень темные.

По моим наблюдениям, к Володе был проявлен интерес со стороны парочки местных девушек из соседнего поселка, который тогда назывался Фрунзенское. Но Володя не предпринял никаких усилий, чтоб наладить и развить отношения. К себе же я, честно говоря, интереса не почувствовал. Возможно, я был тогда слишком молод. Хотя одна из девушек приковала к себе мое внимание – в то время, когда все вокруг были с голыми ногами или в брючках, она, несмотря на теплую погоду, щеголяла в колготках.

Вспоминается и другой отрывок здешней жизни, уже из другого времени. Когда я мокрыми от слез глазами смотрел в черное небо, усыпанное крупными звездами. Дорожкой бледного тумана был разлит Млечный путь… Но не буду углубляться в это… Возможно, в следующий раз, а лучше никогда.

Ходили мы и в ближайший поселок со старинным названием «Партенит». Раньше он назывался более привычно для уха, воспитанного десятилетиями жизни при социализме – Фрунзенское. Там был рынок, много магазинчиков. Над городком буквально нависает Медведь-гора. Она же – Аю-Даг.

Эта гора – интересное место. Ее покрывает низкорослый лес, сквозь него местами проглядывают скалы. Я прочитал, что на ее склонах находятся развалины пяти монастырей. К какому государству они относились? Не знаю. Слышал только, что раньше на горе были источники воды, потом, после средневекового землетрясения, вода пропала. И монахи покинули эти места. Когда глядишь на гору из городка и с моря, не видно никаких следов монастырей.

У Крыма богатая история, хотя далеко не все события описаны в романах и книгах, многие вообще неизвестны - скрыты в тумане Темных веков. Сколько отрядов завоевателей и орд степных кочевников прошло через эти места! Кому только не принадлежала эта не такая уж длинная цепь гор и клочок пастбищ между Понтом Эвксинским и Меотийским болотом. Есть, кстати, одна из страниц истории, которую не особо афишируют. Я впервые прочитал про это только в тоненькой книжонке, купленной на вокзале в Симферополе. Я имею в виду народ, от имени которого произошло название стиля западноевропейских соборов – «готика».

Выходцы из Швеции, готы в начале нашей эры пересекли Балтийское море, двинулись на юго-восток и дошли до южнорусского побережья Черного моря. Тогда, естественно, оно не было еще южнорусским, можно было бы сказать – скифское побережье, Скифия. Здесь было основано большое королевство. Пишут, что оно включало в себя земли нынешней Украины, Белоруссии и юго-западной России – вплоть до мордовских и эстонских территорий. В четвертом веке нашей эры оно попало под суровый удар гуннов, двигавшихся на запад из Азии. Готы отступили на территорию Римской империи. Дальше начались события, которые, в принципе, известны любому, кто внимательно просматривал учебник истории Древнего мира для пятого класса. Взятие Рима, королевства остготов и вестготов в Италии и Испании… Но не все готы ушли на запад. Часть осталась, в том числе и в Крыму. Есть версия, что именно от оставшихся на востоке готов в значительной степени и берет начало русский народ и его государство.

Для меня было новостью, что задолго до екатерининских времен, когда Крым был известен под названием «Таврия», его называли по-другому - Готией. Когда-то здесь находилась Готская епархия православной церкви. По-видимому, здесь же в середине первого тысячелетия нашей эры существовало и готское княжество – «страна Дори». Позже большая часть Крыма подчинилась Хазарии. Потом, в конце восьмого века, здесь произошло восстание против власти хазар. Вождем был Иоанн Готский, родившийся как раз в Партените. Кстати, с хазарами связана еще одна малоафишируемая страничка истории. Это их вера, точнее, как пишут, вероиповедание их правящей верхушки – иудаизм. Во времена восстания Иоанна Готского, похоже, хазары были еще язычниками. Но, видимо, христианам-готам тяжело жилось под властью людей с востока, кем бы они ни были по вере.

Мы с Леной шли по главной улице Партенита, застроенной современными домами, заходя в многочисленные магазинчики. Целью нашего продвижения был отдел милиции, где она должна была сделать какую-то служебную отметку - для возврата денег за свои железнодорожные билеты. Еще на подходе к соответствующему зданию нам встретился довольно бодро шагавший молодой человек.

-Смотри, опер, по осанке видно, как идет, - восхищенным тоном произнесла Елена. Своих она, видимо, чуяла за версту, хотя работала в своем отделе экономических преступлений не так уж давно.

Когда мы покидали Утес, Елена мне сказала, что ей здесь очень понравилось. И что она благодарит меня за то, что теперь знает, куда можно поехать и хорошо отдохнуть.

Когда мы ехали назад в поезде, я спас ее имущество от разграбления. Что-то разбудило меня глухой вагонной ночью. Я приподнялся на верхней полке – внизу в полутьме какой-то мужик возился с ее чемоданом, вытаскивая его из-под нижней полки. Лена безмятежно спала. Я прикрикнул на незнакомца, он тут же слинял. Догонять его я не стал – пусть этим занимаются работники милиции.

Пора мне возвращаться к самому себе, бредущему вниз к побережью по извилистой дороге в августе две тысячи третьего. Рядом со своей спутницей, необычно молчаливой – видно незнакомые места, которые она не видела даже во сне, действовали угнетающе.

Я все еще колебался – то ли сразу идти в поселок между двумя санаториями и снимать комнату у частников, то ли все же рискнуть и поставить у моря палатку. Я помнил - где-то здесь должна проходить дорожка, ведущая из пансионата «Карабах» в Утес. В девяносто восьмом я вышел из подвозившей меня машины над «Карабахом», думая, что остановлюсь там. Но место мне не очень понравилось. Линия побережья была ровной – не было ни мысов, ни заливов. У моря громоздились бетонные блоки для укрепления берега. Да и недешево было. И я пешком пошел по этой самой тропе в Утес. По палящей жаре, с тяжелой сумкой. По пути мне встретилось живописное место – маленькая роща кипарисов, в ней тяжелыми цепями был огорожен участок земли с тремя каменными надгробными плитами. Рядом виднелось море. Тут же располагались палатки туристов. Тогда я не знал, чьи это могилы. Сейчас знаю – здесь похоронен ученый Петр Кеппен, исследовавший Крым в царские времена.

Дальше тропа шла между огромных каменных глыб. Сбоку был каменистый овражек, заросший кустарником и уходящий вниз к морю. Похоже, что после дождей там бушует вода. На тропе мне встретился и кое-кто из представителей местного животного мира - большая желто-коричневая змея грелась на солнцепеке. Но она в тот день не помешала мне вполне благополучно преодолеть путь до Утеса и остановиться там в частном секторе. Все это всплыло в моей памяти. Теперь соседство с таким пресмыкающимся возле палатки было бы совсем некстати…

Это как раз и был небольшой участок дикого берега, на который я сейчас возлагал свои надежды. Но уверенности у меня не было. Цивилизация за все эти годы вполне могла дойти и туда. В конце девяностых левее Утеса вдоль самого берега виднелись какие-то недостроенные серые блоки на манер гаражей. «Эллинги строят», - говорили про них тогда. Теперь же я видел, что вдоль берега на несколько сот метров тесно и беспорядочно громоздились разноцветные строения в два-три этажа. Это были гостиницы для туристов. Вообще говоря, слово «эллинг» обозначает сооружение для хранения, строительства и ремонта всевозможных плавательных средств - лодок, яхт и кораблей. Похоже, что эллингами эти гостиницы прозвали на бумаге, чтоб обойти какой-нибудь закон.

Вот, наконец, и ответвление от дороги. Наступает решающий момент. Я постоял секунду, бросил взгляд в сторону Утеса и все-таки повернул влево. Татьяна молча следовала за мной. Каменистая тропа шла вдоль склона горы. По сторонам торчала выжженная солнцем сухая травы, росли какие-то южные кусты и деревья. Через некоторое время линия гостиниц внизу у моря кончилась. Начались завалы серых камней. Это утешало – значит, весь берег застроить не успели. Но следы присутствия людей встречались значительно чаще, чем пять лет назад. Вот здесь, похоже, строители гостиниц некоторое время назад устроили большой костер и жарили шашлыки. Валяются смятые пластиковые бутылки, кости. Здесь вполне можно разбить палатку, пространства достаточно, но я решил идти дальше и попытаться найти место почище и поукромней.

Тропка прихотливо вилась между камнями. Приходилось прыгать с глыбы на глыбу, балансируя со своей поклажей на верхушках камней. Теперь я уже знал, что это беспорядочное нагромождение обломков скал имеет имя – Кучук-Ламбатский каменный хаос. А тот самый овражек – это горный ручей Суук-Су. Где-то должен быть и родник, куда поступает часть воды из ручья.

Подходящее место найти никак не удавалось. Здесь действительно царил хаос. Везде были или груды камней, или непроходимые заросли кустарника. Но вот все-таки нашлось удобное местечко. Между кустами показалась маленькая почти плоская площадка длиной метра два с небольшим – как раз уместиться человеку. Кусты с мелкими листочками были невысоки – с одной стороны мне по грудь, с другой – вообще только чуть выше пояса. Мы остановились. Я снял свою поклажу. Достал чехол с палаткой, размотал веревки, которыми к нему были прикручены пенка и спальный мешок. Вытряхнул из чехла саму палатку и расстелил ее. Тут только, пощупав руками местную землю, я начал понимать, что условия здесь весьма отличаются от привычных нижегородских. «Земля» - это громко сказано. На самом деле под ногами была крошка из мелких камней, которой были чуть присыпаны более крупные скальные обломки. Я привязал веревки к петлям на краях полотнища палатки, и мы с Татьяной растянули ее. Привязать палатку к низким кустам на должной высоте не получилось – она провисала и стелилась своими краями по земле. В чехле было припасено несколько старых колышков, вырубленных мной еще в нижегородских лесах. Но здесь они никак не хотели вбиваться в каменистый грунт, как я ни колотил по ним подобранным в стороне булыжником. Но, в конце концов, палатка, хоть и кривовато, но все же была установлена. Я размотал внутри нее пенку – туристический коврик, потом затащил вещи. Тут я еще раз оценил отличия между мягкой землей русских равнин и крымскими камнями, углы которых торчали во многих местах и грозили впиться в тело даже сквозь толстую пенку. А самая большая выпуклая глыба выдавалась на несколько сантиметров прямо посередине палатки, и ничего с этим поделать было нельзя – судя по всему, она была частью монолита скалы.

Уже после того, как палатка была готова, я разогнулся и огляделся по сторонам. Небо над нами не внушало надежды. Тучи становились все гуще. Веял свежий ветерок. Я оглядел соседние камни и заросли кустов. Никаких соседей не было видно. Нужно было позаботиться о воде. Походив вокруг и забравшись на большой камень, я увидел ниже по склону какое-то сооружение, к которому шла труба. К нему гуськом пробирались несколько фигурок людей с канистрами. Я понял, что это и есть родник. Вернулся к палатке, взял свою складную пластиковую канистру, расправил ее и пошел вниз, к источнику. Когда, прыгая по скользким камням, я наконец добрался до своей цели, предыдущие водоносы уже ушли. Я рассмотрел источник вблизи. Он представлял собой большой прямоугольный бак из рыжеватого изъеденного ржавчиной железа, почти доверху наполненный чистой родниковой водой. Наверху было несколько отверстий разной величины и формы. Железная крышка, прикрывавшая самое большое из них, проржавела до дыр. Вода вытекала из бака через приваренную снизу трубу и по камням скатывалась к морю, разбиваясь на мелкие брызги.

Я вернулся к палатке. Теперь можно было передохнуть. Оказалось, что от палатки до скалистого обрыва над морем не такое уж большое расстояние – всего метра два покатого склона, который становился все круче и круче по мере приближения к краю. Я продрался сквозь кусты к самому обрыву и глянул вниз. На некоем подобии пляжа никого не было. По морю бежали барашки. Сейчас можно было уже искупаться – все дела были сделаны. Но поиск места для ночлега и установка палатки заняли слишком много времени, и уже начинало темнеть, с каждой минутой все больше и больше.

Залезать в палатку было не очень легко - входное отверстие загораживалось жесткими ветками. Мы с Татьяной почти ползком проскользнули внутрь. Я провел ревизию наших съестных припасов – оставалось только пара пирожков. О костре нечего было и думать – мы не успели набрать хвороста. А искать что-то в надвигающейся темноте было бесполезно.

«Самое лучшее - лечь спать, - подумал я, - или может все-таки прогуляться по окрестностям?» Я снова вылез на открытый воздух. И тут молния прорезала половину потемневшего неба над морем. Через две-три секунды гром заставил меня инстинктивно пригнуться. Еще несколько минут – и капли дождя упали на кусты, на палатку, на мои плечи. Оставалось только спать. Было довольно тепло, и никто из нас не стал залезать в мешок. Мы натянули свитера и легли. Дождь уже хлестал по бокам палатки. Ее отвисшие полотнища холодили тело, стоило лишь чуть-чуть отодвинуться вбок. Лично ко мне сон никак не шел. Лежать было жестко. Я видел молнии прямо сквозь промокшую ткань палатки. Сгустившаяся темнота не приносила успокоения, заснуть никак не удавалось. Хотя Татьяну дождь ничуть не смущал – через некоторое время она спокойно спала.

«Как жаль, что я не догадался взять водки», - корил я самого себя. Водка была бы сейчас в самый раз. Дождь становился все сильнее. «Что такое?» - вздрогнул я, ощутив спиной неприятную сырость. Это в палатку снаружи стали затекать ручейки воды. Через некоторое время подмокли все вещи. И я ворочался уже в целой лужице холодной воды. Острые камни впивались мне в бок, не давая расслабиться. А сон все не шел.

Постоянно дул ветер – настоящая буря. Я с беспокойством думал, что если палатку вдруг сдует, то до обрыва совсем недалеко. А там падать вниз до моря метров десять. Хотя есть надежда, что палатка привязана к кустам крепко, все-таки я старался. И ветки так просто не сломать. Возможно, она просто повиснет на скале как кокон с двумя человеческими телами внутри.

Но до сдувания палатки бурей дело не дошло. Ближе к утру дождь и ветер стихли. И я все же уснул. Разбудило меня солнце. Мы вылезли из сырой палатки. Вокруг все было влажным. Но южное солнце грело вовсю, и чувствовалось, что скоро вся сырость уйдет.

-Таня, второй такой ночи я не выдержу, - сказал я. – Надо идти в поселок. Ты сиди здесь, охраняй вещи.

Да, я был разочарован встречей, которую устроила мне крымская природа. Наскоро умывшись и почистив зубы водой из канистры, я пустился в путь.

Через полчаса я уже проходил мимо краснокирпичного замка, увитого диким виноградом. За ним начинался поселок, где обитал обслуживающий персонал санаториев «Утес» и «Карасан». Я заходил в домики, спрашивая, не сдается ли комната на двоих. Удача улыбнулась мне уже в конце поселка, перед речкой, за которой начинался Карасанский парк. Там стояло длинное строение с небольшим двориком, где обитали две хозяйки. Одну звали звучным именем Луиза. Другую я не помню по имени. Хотя именно у этой второй мы останавливались вдвоем с Володей в девяносто восьмом.

-А где ваша соседка? – спросил я у Луизы.

-Нет ее, выпивает она, - обтекаемо ответила мне Луиза, женщина лет пятидесяти, занятая приготовлением борща. Она согласилась предоставить мне комнату за вполне умеренную цену. Я заплатил ей за пять ночей. После этого до поезда оставались еще две ночи. Но у меня все-таки была надежда, что мы переберемся куда-нибудь поближе к Медведь-горе и переночуем там на природе. А за эти пять дней я надеялся разведать места возле горы. Я вспомнил, как один из местных мужиков говорил, что где-то рядом с этой горой есть даже маленькое пресноводное озеро.

Я договорился, что вопрос о том, остаемся ли мы у Луизы дальше, мы решим в день перед последней оплаченной нами ночью. Луиза предложила обедать у нее, но я сказал, что мы как-нибудь так, на подножном корму перекантуемся – где бутылка пива, а где чебурек.

Я отправился в обратный путь. Татьяна спокойно сидела на вещах, ожидая меня.

-Ну все, ближайшие пять дней мы поведем в относительном комфорте. Теперь можно со спокойной совестью искупаться. Пошли! – сказал я ей.

Мы осторожно спустились со скалы вниз. С левой стороны было пространство, которое с некоторой натяжкой вполне можно было бы назвать пляжем, если бы не огромные булыжники, некоторые – размером с арбуз. Лежать и загорать было неудобно. А при заходе в воду ноги норовили соскользнуть в опасные расселины между такими «арбузами», покрытыми скользкими водорослями. Но вода была изумительной. Я осторожно зашел в воду по колено, потом еще чуть-чуть – и, оттолкнувшись от камней, поплыл. Соленая вода пузырьками окутала мое тело.

Таня тоже опасливо зашла в воду на глубину чуть выше колен. Но моему примеру не последовала – в глубину бросаться не стала.

-Там пиявки! – завизжала она и выбежала из воды.

-Какие пиявки, ты что?

-Пиявки, пиявки!

Заставлять я ее не стал, мы немного обсохли на камнях и пошли собирать вещи.

Дальше был отдых. Условия, конечно, были спартанские – комната в деревянном домике, две кровати с панцирной сеткой, столик, маленькое окошко с белой сетчатой занавеской. Но главное – что рядом в двух шагах было море с прекрасными видами на Медведь-гору справа и скалистый мыс Плака слева.

Утром мы вставали и тут же выходили на набережную. В какой-нибудь кафешке брали что-нибудь перекусить. Потом выпивали по бутылке пива и шли на пляж. От набережной в море отходили бетонные волнорезы. Я любил загорать на них, а не на гальке пляжа. Расстилаешь свою выгоревшую полосатую подстилочку, ложишься. Сверху припекает солнце, снизу приятно греет теплый бетон волнореза. Если дует ветер, то жар солнца почти не чувствуется, и белая кожа легко может сгореть. Через некоторое время со мной это произошло, как я ни берегся. Мои плечи и спина, отвыкшие от солнца, начали краснеть. Ведь я не был на юге уже целых пять лет.

Купаться я тоже предпочитал с волнореза. Просто – подходишь к краю и ныряешь. В облаке пузырьков плывешь под водой. Потом делаешь длительный заплыв – далеко за буйки, прямо в открытое море. Или к самой скале мыса Плака. Лежа на волнорезе, ты видишь набережную, над ней глиняные обрывы, еще выше деревья парка. Горы почти не видны, только ближайшие склоны. Все остальное загораживают деревья. Но когда отплываешь подальше в море, горы открываются перед тобой все больше и больше. Ты видишь величественные склоны с виноградниками и далекими маленькими домиками. Где-то там должна проходить дорога на Ялту, но ее совершенно не видно. Отплываешь еще дальше, и сквозь пелену воздуха проявляется уже главная цепь Крымских гор. Видны скалистые склоны и безлесные вершины, подернутые дымкой. Туда ты вряд ли когда-нибудь доберешься, отдыхая у моря. Там уже находится яйла – крымские горные луга.

Вечерами мы прогуливались по набережной. Обычно дул теплый ветер с моря. Горели огоньки дискотек. Самая большая дискотека была в том месте, где горная речка впадала в море, у входа в Карасанский парк. Она напоминала огромную палатку, сплошь затянутую сеткой, сквозь которую почти ничего не было видно.

Отовсюду доносилась музыка. Иногда пели певцы, иногда звучала аппаратура. Набережная была застроена небольшими летними кафе. Мы шли, время от времени пересекая клубы шашлычного дыма. Люди за столиками пили пиво и отдыхали. Поглядывая на Татьяну, я понял, что ей здесь начинает нравиться. Но она ничего не говорила.

Уже в первый наш вечер в Утесе мы сидели в кафе и потягивали ледяное пиво из кружек с дельфинами на боках. Временами танцевали. Я опять обратил внимание, как Татьяна двигается под музыку. Даже женщина за соседним столиком сказала мне, когда я утомился и присел передохнуть, оставив Татьяну на танцполе:

-Очень хорошо танцует ваша девушка!

Я улыбнулся в ответ, мне было приятно.

Когда заиграл «Шоколадный заяц», популярный тогда, Татьяне, по-видимому, захотелось потанцевать перед зеркалом. Но ни зеркал, ни даже стен в этом уличном кафе не было. Тогда она просто встала перед плетеным заборчиком, ограничивающим пространство кафе, и стала танцевать спиной к остальной танцевальной площадке и лицом к воображаемой стенке, то-есть улице. Я даже вышел полюбоваться на нее.

Второй вечер проходил так же. Мы были уже в другом кафе. Там была живая музыка – пел коренастый молодой мужчина с низким приятным голосом. Мне не хотелось танцевать, я просто сидел за столиком. И я заметил, что Татьяна в какой-то момент подошла к сцене и стала пристально смотреть на певца, пока он пел. Потом он подошел к ней, и они о чем-то заговорили. Мне эта деятельность совершенно не понравилась. Я уже хотел подойти к ней и увести прочь, но она сама отошла от певца и вернулась к моему столику.

На следующий день мы снова танцевали, опять в другом кафе – на набережной их было много. И опять через некоторое время я присел за столик. Под некоторые песни я танцевать не хотел принципиально, так как они мне не нравились – либо убогая попса, либо «техно». Через некоторое время к танцующей Татьяне приблизились двое молодых людей. Татьяна не стала избегать их общества, и они вполне мило танцевали втроем, о чем-то переговариваясь.

Когда песня кончилась, Татьяна подошла ко мне и сказала, что хочет пить. Я дал ей денег и послал купить пива к барной стойке. А сам подошел к этим парням и сказал, что эта девушка здесь со мной. Через пять минут, когда мы сидели уже вместе с Татьяной, и она посасывала свое пиво, ко мне подошел один из парней. К моему удивлению, он просто вежливым тоном извинился. Примерно через полчаса Татьяна вспомнила об этом эпизоде и игриво поинтересовалась, что было надо тому парню. Я сказал, что он спросил, из какого мы города. Тогда она посетовала, что эти ребята почему-то внезапно куда-то свалили. Сперва танцевали с ней, а потом исчезли. Я не выдержал и рассказал о том, что сам подходил к ним и предупреждал, чтоб они не заигрывали с моей девушкой. Татьяну это возмутило до глубины души. Она молча сидела, глядя в сторону. Иногда бросала на меня злобный взгляд. Я подумал, что если бы такая сцена с ее стороны была дома в Нижнем, я бы встал и ушел к чертовой матери, оставив ее. Но здесь, вдали от дома, я чувствовал ответственность за ее судьбу.

Так прошли первые три дня в Утесе, не считая самой первой палаточной ночевки. Кстати, любовью мы занимались за это время только один раз. Сгоревшая спина не давала о себе позабыть, и даже легкое прикосновение к покрасневшей коже было болезненным, не говоря уже о крепких объятьях.

Загорал я в майке, ожидая, когда кожа привыкнет к лучам крымского солнца и приобретет былой желто-коричневый цвет. Все эти мелкие неприятности не мешали мне нырять с волнорезов и несколько раз в день совершать заплывы по тридцать-сорок минут. Таню же я никак не мог приучить к воде. Она только загорала. Один лишь раз она зашла в воду по пояс, наклонилась, побрызгала себе на грудь и с криками «Там пиявки!» побежала прочь из воды.

На следующее утро я решил, что пришло время идти на разведку к Медведь-горе. Мы перекусили и двинулись по дороге в Партенит. Подошли к дальнему концу набережной, отсюда мимо строящегося корпуса какой-то базы отдыха плохонькая грунтовка круто поднималась наверх. Метров через сто-двести появлялся асфальт, и дальше дорога была уже вполне приличной. С левой стороны тянулась черная железная решетка, за ней над санаторным парком виднелось море. С правой же стороны за живой изгородью из непроходимой ежевики располагались садовые участки. Фруктовые деревья свисали кое-где над самой дорогой.

По пути Татьяна рассказала мне, зачем ей у меня дома понадобился мускатный орех в качестве добавки к мясу. И зачем она садилась на кефирную диету. Оказывается, муж сестры ей рассказал, что можно поймать кайф, размешав целый пакет молотого ореха в кефире. Это был рецепт из «Поваренной книги анархиста». Но никакого особенного кайфа у нее не вышло.

На подъеме к Партениту мы изрядно запыхались. Недалеко от самой верхней точки дороги стоял большой продовольственный магазин – как знак того, что самая трудная часть пути пройдена. Мы зашли туда купить пива. Это было очень кстати, солнце палило уже вовсю. Выйдя на улицу, Татьяна присела со своим пластиковым стаканом на корточки.

-Слушай, ты бы встала! Не подходящий стиль для симпатичной девушки – так сидеть, - сказал я ей.

-А что такого? – спросила Таня.

-Ну, это гопническая поза, - попытался объяснить я ей. В мозгу всплыли слова Володи на этот счет, он считал, что молодежная мода сидеть на корточках идет от зэков. Которые, выходя на этапе из вагонов, так садятся на перроне под охраной автоматчиков.

-И это же неудобно, у меня, если я присяду, через пять минут уже ноги затекут, - продолжил я.

-А по-моему, нормальная поза, очень удобная. Мне очень нравится сидеть на корточках, я сколько угодно могу просидеть, - недоумевала Татьяна. Но все-таки она поднялась, мы допили бодрящий ячменный напиток и двинулись дальше, слегка затуманившись. Дорога шла уже вниз.

От рынка к морю спускалась главная улица городка. Недалеко от входа в нижний санаторий мы присели отдохнуть на каменном парапете. Рядом в небольшом киоске со светящейся надписью «Южкомбанк» меняли рубли на доллары и гривны. Подъехала машина инкассаторов, и двое крепких парней зашли в киоск. Вскоре они опять появились на улице, один нес черный потертый мешок.

Взгляд у Татьяны неожиданно стал волчьим. Она злобно покосилась на инкассаторов.

-Я бы их подстерегла, и камнем бы по башке, - и она кивнула на кучку кирпичей, лежащих рядом на газоне.

-Ну, зачем уж так сурово?

-Представляешь, сколько там денег?

-Ну не такое огромное уж количество. Подумаешь, выручка обменного пункта за полдня… Олигархи больше наворовали.

Я слегка обеспокоился. Вдруг Татьяна перейдет к прямому действию, как в ночном клубе перед отъездом. Но через полминуты ее взгляд снова стал нормальным.

-Давай, заведем в Нижнем питбуля, - спросила она меня, глядя в глаза.

-Может кого-нибудь другого, хоть кошечку? – ответил я. – Я ведь не особо люблю собак. Тем более, что питбуль и нас загрызть может насмерть… Особенно если мы пьяными будем!

-Нет, я хочу, чтоб мы вдвоем жили и ходили гулять с питбулем! – упрямо сказала она.

-Ну, ладно, приедем в Нижний и что-нибудь придумаем, - пообещал я ей.

Мы пошли дальше. Недалеко на уличном лотке она присмотрела сувенир и попросила у меня денег. Купленная безделушка представляла собой сердечко розовато-серого цвета, разделенное на две половинки. На одной половинке было написано “LO”, а на другой – “VE”. К этим половинкам прилагались две металлические цепочки.

Мне сувенир не особо понравился, но я не стал ругать Татьяну. Ей нравится, и хорошо. Я сказал ей, что свою половинку одену потом, а пока пусть она полежит у нее. На дне души у меня после этого зашевелился какой-то легкий холодок. Как будто она хотела показать свою любовь ко мне, а я как будто остался равнодушным к этим ее шагам – сердечки, собака…

Обычно на входе в нижний санаторий стоят вахтеры. Но сейчас они куда-то отлучились, и мы благополучно проскользнули на огороженную территорию. Поплутав, мы поднялись на подъемнике к верхней границе санатория и вышли к деревянному забору, за которым начинался лес. Это уже были дикие склоны Медведь-горы. Здесь тоже на входе были ворота. Если в девяностые годы я проходил сюда свободно, теперь у ворот сидела женщина и собирала деньги за вход. Мы с Татьяной отошли на тридцать шагов в сторону и перелезли через забор. Лес в основном состоял из низкорослых средиземноморских дубов. Мы пошли по каменистой тропе, которая зигзагами поднималась к смотровой площадке. Я осматривал лес и прикидывал, можно ли здесь поставить палатку. Я даже нашел подходящее место, где когда-то останавливались туристы. Из закопченных каменных глыб было выложено некое подобие очага. Но я знал, что этот лес является охраняемой территорией. Палатку, может, и удалось бы спрятать среди кустов. Но разжигать костер было опасно – мне говорили, что лесники и пожарные штрафуют за это нещадно, а могут даже вылить огромный бак морской воды с вертолета. К тому же я оценил сухость лесной подстилки – она была как порох.

Мы не стали заходить далеко вверх. На смотровой площадке я полюбовался морем и вспомнил свой предыдущий визит сюда, потом мы пошли назад к деревянным воротам с женщиной-билетершей. Но сразу возвращаться к подъемнику не стали. Перед ним асфальтовая дорожка уходила вдоль задней части Медведь-горы в сторону, противоположную от моря. Мы решили прогуляться и посмотреть, что там за места.

Было очень жарко, после нашего марша через лес я вспотел. И снял майку. Это было ошибочным действием. Я счел, что моя кожа уже оправилась от красноты, но полуденное солнце вновь подпалило ее. Я понял это уже значительно позже. А сейчас мы с Таней бодро шагали по пустынной дорожке, плавным полукругом опоясывающей гору. На самой дороге нам так никто и не встретился. Только в одном месте я заметил несколько палаток, поставленных довольно далеко, на краю большой поляны. Я велел Татьяне ждать на дороге, а сам пошел вбок, к палаточному лагерю. Там я увидел женщину лет тридцати. Она оказалась руководительницей турпохода от одной из украинских спортивных школ. От нее я узнал, что где-то недалеко находится зеленый домик лесника. И насчет ночевки в палатке нужно спрашивать у него. Но в любом случае насчет костров – ни-ни, пожароопасная обстановка.

Я вернулся к Татьяне, и мы пошли дальше. С левой стороны уходила вверх скала с осыпями мелких камней. Я поднял голову и посмотрел в небо. Я удивился - там был хвост Медведя. Издалека, из Утеса он казался совсем маленьким. Здесь же было видно, что это огромный скальный массив, отделяющийся от основного тела горы. Он был даже не вертикальным, а имел отрицательный угол наклона, уступом накрывая нижележащий склон, поросший диким лесом. Я был просто подавлен мощью нависших надо мной скал.

Где-то здесь мы нашли тропку, ответвляющуюся вправо. «Уж не озеро ли?» - подумал я, зная, что в наших краях именно по такой тропке, уходящей в лес, можно найти водоем, не видный с дороги. Мы пошли по этой тропке через заросли ежевики. Я сорвал несколько созревших ягод и поделился с Таней. Вскоре перед нами действительно оказалось озеро. Оно было совсем небольшим. Почти всю поверхность воды затягивала ряска. Только ближе к середине было несколько окон темной воды. С одной стороны у берега вглубь воды уходила какая-то металлическая конструкция.

Озеро было каким-то зловещим. Купаться в нем не хотелось совершенно. Татьяна схватила меня за руку.

- Там знаешь что, я не скажу тебе… Мне страшно… Там кто-то черный сидит, - забормотала она. Каким-то древним ужасом повеяло от ее бессвязной речи. Мы повернулись и пошли назад.

Мы шли дальше по асфальтированной дорожке. Куда-то она должна была нас привести. Я подозревал, что она ведет в Артек. По сторонам поднимались высокие хвойные деревья. Я заметил удобное место для палатки между толстых стволов. Еще немного – и мы с удивлением увидели памятник – скульптурную группу, изображающую семейство оленей. Таня тут же взобралась на самого высокого оленя. Я пожалел, что не взял фотоаппарат. Только что покинутое озеро запечатлеть тоже не мешало бы. Но увы, фотоаппарата при себе не было…

Я решил, что эти скульптуры означают близкую границу Артека – знаменитого раньше на всю страну пионерского лагеря. Но туда мы уже не пошли. Мы устали, пора было возвращаться.

Наступила предпоследняя оплаченная ночь. Завтра предстояло решать – то ли мы платим за последние две ночи и остаемся здесь, то ли отправляемся с палаткой к Медведь-горе. Сейчас же я лежал на постели, и каждое движение, при котором простыня терлась о мои сгоревшие плечи, причиняло боль. Снаружи доносились ритмичные басы ночной дискотеки – самой большой на набережной, той самой, которая была затянута сеткой.

-Я хочу на дискотеку! – завела разговор Татьяна.

-Я бы пошел, но у меня все тело болит, я сгорел. Давай завтра сходим, а сегодня я восстанавливаюсь.

-А одну меня отпусти!

-Одну нет. Ни в жизнь.

Через некоторое время Татьяна опять начала проситься.

-Ты что, не знаешь, что может случиться с молодой девушкой, если она одна на дискотеке? Все ты знаешь. А я не могу, плохо себя чувствую. Тебя убить запросто могут одну, - говорил ей я.

-Да никто меня не убьет…

-Слушай, ты пойми, ты находишься за полторы тысячи километров от дома, - втолковывал я ей, - Здесь вообще другое государство. Тебя татары увезут в горы, в какой-нибудь особняк, и будешь там в рабстве, пока не состаришься. Или продадут на Кавказ.

-Да не бойся, ничего со мной не случится!

-Нет.

Между тем я весь горел – температура повышалась. Я чувствовал себя все хуже и хуже. Градусника при себе не было, но, наверное, градусов тридцать восемь у меня было, если не больше.

Татьяна продолжала зудеть над ухом, отпрашиваясь потанцевать. Видно она ощущала близкое дыхание свободной жизни – от дискотечных басов сотрясался воздух, и даже подрагивало в животе.

-Послушай, вот я лежу перед тобой, мне плохо. Пожалела бы, посочувствовала… Или тебе надо пиздюлей давать, чтобы ты уважала кого? Ты совсем что ли не приучена сочувствовать человеку?

-Нет.

Я задумался над этим коротким ответом. Возможно, надо было именно дать ей пиздюлей. Не откладывая. Но я не мог, не тот был настрой – и физический, и моральный. И она, видимо, почувствовала слабинку. И продолжала давить на меня:

-Ну пусти меня! Ну, хоть на сорок минут! Я только посмотрю, как там. Ну, пару танцев станцую. И я осторожной буду, не бойся!

В горячке я уже начал ощущать себя папашей великовозрастного ребенка. Вспомнил, как сам, бывало, просился у родителей погулять. И ничего, вот лежу здесь, только плечи болят…

В конце концов она меня доконала. Перед глазами стояла мутноватая пелена. Голова горела. Я отпустил ее на сорок минут. Она взяла три гривны и растаяла в темноте. Только скрипнула дверь.

Сорок минут прошли. Время неспешно тянулось дальше. Я успокаивал себя тем, что у нее нет часов, и сорок минут легко растянутся раза этак в два. Но Татьяна не пришла и через два, и через три часа.

Я лежал горячей спиной на жесткой простыне, стараясь не шевелиться. Никакого сна, естественно, не было и в помине. Я глядел в потолок. Руки были холодные и мокрые. Я не сомневался, что с ней что-то случилось. Идти ее сейчас искать? Но где ее найдешь в лабиринтах парковых дорожек, зарослей и скал, если все это прикрыла непроглядная южная ночь?

Вот музыка перестала играть. Может, она забыла обо всем и решила остаться до конца дискотеки? И сейчас вернется? Вот прошли еще с полчаса. Небо начало светлеть. Теперь уже есть шансы ее найти. Я оделся и вышел в свежую утреннюю прохладу. Набережная была совсем рядом. Я подошел к дискотеке. Там было пусто. Только какая-то пожилая женщина скребла щеткой пол.

Я подошел к металлическим перилам у края набережной. Солнца еще не было. С моря тянул бодрящий ветерок. Я посмотрел по сторонам. Набережная была пуста. Хотя нет, слева появилась небольшая группка людей. Сколько их? Похоже, четверо.

Люди приближались. Я уже мог различить, что это трое мужчин и девушка, закутанная в джинсовую куртку. Я сам двинулся им навстречу. Да, девушка была Татьяной.

Я подошел к группе. Впереди был молодой мужчина лет тридцати двух. Я толкнул его плечом и рукой. Не то, чтоб я хотел этого специально, просто он был на пути к Татьяне. Ее обнимал за плечи другой парень, помоложе, довольно худой на вид. Одет он был в черную майку с изображением какой-то рок-группы на груди, и, видимо, именно в его куртку куталась Татьяна.

-Ты где шляешься, и с кем? – резко спросил я ее.

-Я – с ним теперь! – указала она на парня.

-Что значит с ним? Жить с ним теперь будешь, что ли?

Тут вступил в разговор парень:

-Да, она теперь будет жить у меня.

-Ничего себе! Быстро вы решили этот вопрос, я не ожидал, - начал просекать я всю серьезность ситуации. – Может, тогда пообщаемся, обсудим все.

-Хорошо, - сказал парень, - давай присядем вон там, - и он указал на вход в магазинчик, перед которым стоял столик и пластмассовые стулья.

-А ты что борзый такой? – сказал нехорошим тоном первый парень, которого я толкнул по пути к Татьяне.

- Не до тебя мне. Не видишь, у меня девку уводят, - ответил я.

Мы присели. Третий мужик, который на вид был самый старший, лет сорока пяти, достал из пакета бутылку красного вина и пластиковые стаканы. Предложил налить мне, но я отказался.

Я лихорадочно соображал. Руки похолодели. Татьяна решила уйти, может быть это и к лучшему - пришло мне в голову сгоряча. Такую подлянку прощать нельзя, даже если она вдруг решит вернуться. Но как-то все некрасиво. Я обещал ее матери, что буду следить за ней – и вот как все оборачивается… Я решил вести такую линию – хочешь уйти, так уходи, но ты обязана вернуться со мной в Нижний. Я тебя увез, я должен и привезти к родителям, а там иди на все четыре стороны… Это все я прокручивал в своем мозгу, пока мужики разливали стаканы.

-Игорь, - представился новый ухажер Татьяны. Я тоже назвал свое имя. Я присмотрелся к нему – удлиненное лицо, темные волосы. Редкая бороденка.

-Ты где живешь, чем занимаешься? – спросил я.

-Я вообще сам с Украины, но летом здесь живу, у меня мать тут в санатории начальница, квартира есть… А по профессии я кольщик.

-Кольщик? Татуировки что ли?

-Ну, да.

Тут только я обратил внимание на его руки. Они были все покрыты замысловатым сине-зеленым орнаментом.

-Так, может, ты и сидел? – спросил я его, хотя тематика его татуировок была не уголовной, а скорее напоминала стиль «heavy metal».

-Да, сидел, - ответил он.

-Я тоже сидел, кстати, - вставил свое слово мужчина, которого я толкнул в начале.

-А за что, если не секрет? – обратился я к Игорю, новому хахалю Татьяны.

Он назвал номер статьи.

-Да я в статьях не особо разбираюсь, - сказал я.

-Ну, за распространение наркотиков.

«Как раз подходящая пара для Татьяны, не зря она его выбрала», - подумал я. И решил поднять эту тему:

-А она ведь, между прочим, бывшая наркоманка. Я специально ее удерживал от этой дряни. Мне бы не хотелось, чтоб она опять втянулась, хоть она и не со мной уже...

-Нет, это исключено, - сказал Игорь, - я сам давно завязал уже.

Потом он продолжил:

-Татьяна говорит, у тебя ее паспорт…

-Давай попозже об этом… Ты мне свой адрес здешний скажешь?

-Да, конечно, - Игорь назвал улицу, дом и номер квартиры в Партените.

Тут вступил в разговор самый старший мужик:

-Надо бы девчонке вещички, документы забрать!

Я бросил взгляд на двух других мужчин – они смотрели на меня как-то очень недобро. Я решил прояснить ситуацию.

-Мужики, мы сами промеж себя решим насчет вещичек и документов. Это не ваше дело. Мы вместе приехали с Нижнего, и я должен ее родителям привезти назад.

-Мы тебе не мужики, - был ответ от того, которого я толкнул, и который тоже раньше сидел.

-Он меня взаперти держал! - громко воскликнула Татьяна, явно пытаясь накалить обстановку. - Я на улицу по месяцу не выходила!

Я посмотрел – двое посторонних мужчин глядят на меня волками. Игорь же, в отличие от них, сидел совершенно спокойно, даже дружественно, никакой агрессии от него я от него не ощущал. Я решил, что надо как-то попытаться наладить отношения и с другими двумя, и обратился к первому, которого отодвинул с дороги в самом начале:

-Пойдем, отойдем в сторону на минуту.

Мы поднялись, пересекли набережную и встали у парапета.

Мужчина глядел мне прямо в глаза.

-Я с тобой сейчас биться не буду. У меня смена начинается скоро, - сказал он.

«Да я и не особо хотел», - подумал я про себя. И спросил его, чтоб перевести разговор в мирное русло:

-А ты кем работаешь?

-Охранник.

Я решил обрисовать ему вкратце ситуацию. И сказал:

- Я гляжу, вы заводитесь от того, что она говорит. Она врет. Никто никого не держал. Она наркоманка, и я ее охранял от этой гадости, сам понимаешь, по-другому нельзя. А сюда приехали – и такая херня…

Охранник холодно молчал, поглядывая на море. Я решил не раскрывать перед ним душу:

- Ладно, пойдем назад к столу.

Когда мы сели за стол, он допил свой стакан и неожиданно спросил у Игоря:

-А ты в тюрьме-то на каком месте спал? Не у параши часом?

Игорь сделал секундную паузу, медля с ответом.

-Ну вот, началось! – протянула за него Татьяна низким голосом.

Мужики разлили остатки вина. Я подумал – может отозвать в сторону и самого старшего? Правда, тот засел далеко от меня – на противоположном конце стола, до него не доберешься. Но старший сам продолжил разговор:

-Девушка говорит, ты ее как в тюрьме держал!

Я почувствовал, что градус разговора снова накаляется. На меня опять смотрят с благородной ненавистью как на маньяка-похитителя юных девчонок.

-Да не было ничего такого! – ответил я, - Ерунда! Я твоему другу уже начал рассказывать…

-Паспорт-то надо отдать девушке!

-Неудобно, конечно, при всех говорить… Ее мать мне паспорт отдала прямо из рук в руки, сказала, что им квартиру должны давать. Они в Нижнем в развалюхе живут. Дом сломают, и квартиру должны дать. А если ее паспорта не будет, так как она здесь зависнет, ничего на нее не дадут! Никакой жилплощади. Она дура еще, ей все по хую! А до твоих лет доживет, поймет, что такое квартира! И как без нее херово! – с жаром произнес я.

-Да ты, я гляжу, сам на ее квартиру рот разеваешь! – ответил мне мужик. Его слова прозвучали весомо и по-житейски мудро.

-Да на хер мне ее квартира, у меня своя есть! – возразил я, пытаясь снять с себя подозрения.

Я посмотрел на Татьяну. Она измучилась и уже клевала носом. И выглядела совсем по-детски. Правда, ручонка все равно тянулась к стакану с красным вином. Я даже ощутил укол жалости. Интересно, они успели уже потрахаться?

Я нутром чувствовал - дело идет к тому, что на меня навалятся, скрутят и потащат наверх, в нашу комнату, чтоб сразу забрать и вещи, и паспорт. И Татьяна, наверняка, отвесит мне пару тумаков исподтишка или резанет чем-нибудь острым. Делать здесь явно было больше нечего. Я негромко сказал: «Я сейчас вернусь». И не торопясь пошел к лестнице, которая начиналась в десяти шагах и вела наверх к нашему дому. Убедившись, что компанию скрыли заросли, и меня никто не видит, я перешел на ускоренный шаг, потом на легкий бег рысцой. Я решил ни при каких обстоятельствах не отдавать паспорт и вещи. Паспорт – потому что я дал слово ее матери. А насчет вещей – пусть она испытает некоторые трудности в ответ на свою измену, это вполне справедливо.

Забежав в комнату, я схватил свою сумку, кинул в нее Татьянин паспорт, потом, подумав, и свой. Положил туда же более или менее ценные вещи, попавшиеся на глаза, в том числе и фотоаппарат, на который я пока еще не сделал здесь ни одного кадра. Сунул в карман деньги. И спешно покинул свое временное пристанище – я опасался, что Татьяна и ее новые друзья немедленно заявятся прямо по моим следам. Но на улице все было тихо.

Подумав, я решил, что попытаюсь отдать все документы в камеру хранения санатория. Но было еще слишком рано. Несколько часов я в качестве ранней птички шарахался по парку, после чего подошел к одному из корпусов санатория «Утес». Оказалось, что камеры хранения здесь вообще не имеется. Но я упросил тетеньку, сидящую на входе, взять на хранение паспорта – просто положить их в шкаф с документами. Это мне далось нелегко. Я рассказал, что в соседнюю комнату заселились какие-то бандиты, пьют всю ночь напролет, и я очень боюсь за сохранность своих вещей и документов. Только после долгих уговоров женщина посочувствовала мне и убрала паспорта в шкаф. Я выяснил, будет ли ее смена перед отъездом, чтоб без проблем забрать все назад, и вышел на улицу.

После этого я вернулся в дом. Проверил, что осталось из Татьяниных вещей. Похоже, что она ушла на дискотеку в блузке, брюках и верхе от купальника. Остальное валялось в комнате. Я закинул все в пакет и пошел к своей хозяйке, Луизе. Та, как обычно, была на кухне и варила борщ для тех постояльцев, что питались у нее.

Я в нескольких словах обрисовал Луизе сложившуюся ситуацию – что от меня сбежала девушка. И что я в качестве наказания за вероломство не хочу отдавать ей вещи, на что имею полное право, так как большинство их купил ей сам. И попросил Луизу подержать эти вещички у себя.

-Вы только ей их не отдавайте ни под каким соусом, - сказал я, кладя пакет в прихожей, - пусть пока у вас полежат, а я потом их заберу. И в Нижнем отдам ее родителям.

-Что, родителям? – возмущенно сказала Луиза. - Да, ты что! На рынок немедленно, продавать!

Я усмехнулся про себя и вышел. В голове звенело после бессонной ночи. Я был в какой-то прострации. Оставалось только с разбегу бросаться в море и плыть подальше. С надеждой на то, что морские волны помогут мне забыть события этой ночи.

На следующее утро я встал и тут же вспомнил, что это была моя последняя оплаченная ночь. Уходить к Аю-Дагу, понятное дело, не хотелось, я и думать об этом забыл после вчерашних событий. И я пошел опять к Луизе. Луиза была недовольна, наше с Татьяной место было уже кому-то назначено. «Что ж ты раньше не сказал, что остаешься?» - спросила она. Но все же подыскала мне местечко – комнатенка была в сарайчике, за стенкой кудахтали куры. Настоящий курятник, не в переносном, а в прямом смысле. Но мне уже было все равно.

В полдень я решил навестить Татьяну в Партените. Я начал вспоминать адрес, который мне сказал ее новый друг. Улицу и дом я вспомнил, а квартиру нет.

Улицу я нашел довольно быстро. Дом оказался общажного типа, с коридорной системой. Люди подсказали мне, где искать Игоря. В конце коридора была дверь в его квартиру. Дверь была вся разрисована и по виду напоминала обложку альбома хэви-металлической группы. Я постучался. Игорь открыл дверь и пригласил войти.

Квартира была совсем маленькой. Сразу после двери – что-то вроде проходной кухонки, буквально метр на метр. Тут же вход в санузел. Дальше начиналась узкая комнатка. В конце ее на стуле перед столом сидела Таня. Рядом стояла опорожненная бутылка из-под вина.

Я присмотрелся к Тане и не поверил своим глазам. Она была вся изрисована. Татуировки покрывали плечи, на руках доходили до запястий. Сверху, на боковых поверхностях шеи, заканчивались почти на уровне подбородка. Какие-то узоры в синих и зеленых тонах, иногда с фрагментами красного… Кожа была воспалена, припухла и покраснела. Еще вчера ее худенькие почти детские руки покрывал только желто-коричневый загар. А теперь…

-Ну, как вы поживаете? – спросил я. На самом деле у меня возникло нестерпимое желание покинуть помещение.

-Нормально, все хорошо, - ответил Игорь.

-Я тянуть не буду. Я гляжу, у вас все налаживается. Мое предложение такое. Я ее родителям обещал, что все будет нормально. Что я буду присматривать за Татьяной. И вот – недосмотрел. Перед матерью по-человечески неудобно. Пусть Татьяна вернется со мной, я гарантирую, что ее пальцем не трону. Предъявлю ее родителям, а дальше пусть идет, куда хочет.

-Я понимаю тебя, - сказал Игорь. – Но ты поговори с Татьяной. Как она решит. Если захочет, пусть едет.

Я подсел к Татьяне. Обещал, что бить ее не буду, что вообще пальцем к ней не прикоснусь. Пусть едет со мной в Нижний, ведь там же дом, родственники. Но она мотала головой.

-Дай тогда бумажку с адресом, по которому ее родным писать, - попросил я Игоря. Он вырвал из записной книжки листочек и черкнул несколько строк.

Я распрощался и вышел в коридор. Да, а что делать, если она вдруг очнется и решит вернуться, такая разрисованная? Пусть сдирает наждачкой!

Во второй половине дня я взял билет на морскую экскурсию к Медведь-горе с купанием в открытом море. Маленький кораблик отплыл от пирса двинулся в сторону Фрунзенского-Партенита. Неприятно кольнуло в груди при виде микрорайончика, в одном из домов которого нашла себе приют моя бывшая подруга. Через полчаса кораблик остановился на большом расстоянии от обрывистого берега горы. Люди стали раздеваться и слезать по лесенке в воду. Я достал свой фотоаппарат, дал его какой-то женщине и попросил сфотографировать меня во время купания. Фотоаппарат был пущен в ход первый раз во время этой поездки, я не хотел фотографироваться с белой и красноватой кожей, все ждал, пока загорю. И вот теперь должны быть сделаны первые южные кадры.

Возле корабельного борта с лесенкой плескалось человек десять. Я прыгнул в море, стараясь никого не задеть. У меня возникло желание наплевать на оставшуюся наверху одежду и поплыть прямо к обрывам Медведь-горы. Проплыть километр – для меня это раз плюнуть. Но было жалко фотоаппарат, доверенный незнакомой женщине. И я вернулся на борт.

Моя кожа наконец-то приобрела коричневый цвет. Весь последний день я провалялся на пляже. Я не делал никаких попыток возместить уход Татьяны каким-нибудь новым знакомством. Во-первых, оставалось слишком мало времени. А во-вторых, настроение было совсем не то.

Когда вечером я ушел с пляжа и присел на скамейке Карасанского парка прямо над набережной, я увидел внизу Таню с ее новым другом. Они шли со стороны Партенита. Поднялись по направлению к нашему бывшему домику. Я понял, что они ищут меня.

Через некоторое время они вернулись на набережную. Меня в домике они, естественно, не нашли. Довольно-таки понурые они шли назад. Я окликнул их:

-Привет, поднимайтесь сюда!

Когда они подошли, я ласково сказал:

-Совет да любовь!

-Ты прям как на свадьбе говоришь, - сказал Игорь.

-Ну так уж, как получилось.

-Я вот по какому вопросу, - сказал Игорь, - Татьяне все-таки какая-нибудь одежда нужна. Может, ты отдашь что-то из ее вещей?

-Нет. Я все-таки разозлился на нее. Пусть ответит за свои действия и испытает какие-нибудь трудности. Хотя это трудности-то не настоящие. Ты ей, чай, прикупишь что-нибудь? – довольно ехидно сказал я.

-А документы? Как ей без паспорта?

-Я уже объяснял тогда, когда вы познакомились. Я матери ее твердо обещал, что паспорт будет у меня, и я его привезу назад. Ты пойми, что речь идет о квартире. Если у вас будут серьезные отношения, вам самим же будет лучше, если через несколько лет будет какая-нибудь жилплощадь, и не в развалюхе, а в новом доме.

-Ну да, если обещал, тогда надо выполнять. Это и по понятиям так, - уныло согласился Игорь.

-Я ничего никуда не выкину, все будет у ее родителей. Приезжайте в Нижний и заберете.

Мы посидели еще чуть. Я оглядел свою бывшую подругу – воспаление на ее татуированных плечах почти прошло, узоры предстали во всей красе. Татьяна не поднимала глаз на меня, сидела в сторонке, ковыряла прутиком землю. Я распрощался:

-Ладно, желаю удачи. Мне спать пора, завтра отъезд.

И ушел.

Татьянин билет в Симферополе я попытался сдать. Мне дали какую-то бумажку и сказали, что деньги я смогу получить только в Нижнем. И получил я, в конечном итоге, процентов тридцать.

Стучали колеса поезда. Я лежал на верхней полке и думал, как бы не схватить какую-нибудь простуду в качестве довеска к своему замечательному отдыху. Да, ночевка в Кучук-Ламбатском хаосе – это, конечно, здорово. Но уехать на юг с девушкой, а возвратиться одному – как-то не очень…

.............................................

КОНЦОВКА (НЕСКОЛЬКО ГЛАВ) БУДЕТ В ПЕЧАТНОМ ВАРИАНТЕ.